Самый острый момент в истории моей любительской команды по плаванию сегодня известен как «тот самый инцидент». С плаванием он никак не связан. А связан с присущей мужикам вроде меня (да и не только) заносчивостью, абсолютной убежденностью в своей правоте и стремлением заставить всех поступать так, как кажется правильным мне.

Итак, пару лет назад мой брат-близнец переслал мне сообщение, какое именно слово признано самым отвратительным словом года по версии Американского общества диалектов. Позволь мне специально отметить, что это слово и в то время, и сегодня вызывало внутреннее отвращение у многих людей, да такое сильное, что я не буду повторять его здесь. И дело тут не только в том, что это «юмор ниже пояса». Из-за связи этого слова с бывшим сенатором от Республиканской партии вопрос обрел политическую окраску.

Я переслал письмо членам своей команды, их реакция была быстрой и предсказуемой. Близкие мне по взглядам сочли «награждение» этого слова прекрасным образцом черной сатиры. Остальные были оскорблены возмутительным кощунством над республиканцами, особенно один мой бывший друг, а ныне ультраконсервативный соперник. Назовем его Малколм.

Дискуссия о чувстве юмора мгновенно переросла в мегасрач по политическим вопросам, а затем и в прямые личные оскорбления.

«Почему, — спросил меня Малколм, перед тем как уйти из команды и аннулировать свой годовой абонемент в бассейн, — ты насмехаешься над моими взглядами?»

«Потому что они глупые и тебя водят за нос политические кукловоды, чтобы ты был послушной нацистской овечкой, а я пытаюсь тебя вразумить».

Смысл моего ответа был таким, хотя формулировки я несколько смягчил.

«Ровно то же самое, — ответил он, — я думаю о тебе».

В последующие три недели еще несколько членов команды, все из числа моих друзей, оставили нас.

Великий поэт Уильям Батлер Йетс писал: «У добрых сила правоты иссякла, а злые будто бы остервенились». Наша цивилизация — это цивилизация споров и скандалов. Мы кричим друг на друга через границы стран и разделительные заграждения на демонстрациях, наши высокоморальные споры звучат в эфире радиостанций и за праздничными столами, мы стремимся обратить в свою веру всех и каждого, кто еще не зафрендил нас в «Фейсбуке».

Помнишь, этим летом в Самаре пассажир пырнул ножом таксиста за отказ поставить радио «Шансон»? В сущности, они не сошлись во взглядах на искусство. Человеческая грубость, похоже, не знает границ.

СЕРДИТЫЙ ПОЛ

«Не столько человеческая, сколько мужская, — говорит Роуз Макдермот, эволюционный психолог из Университета Брауна (США). — Собери несколько парней в музее искусств и скажи одним, что им нравится Кандинский, а другим — Клее. Через 10 минут разгорится битва. И вовсе не важно, что никто из них никогда не слышал ни про Кандинского, ни про Клее».

Как только диспозиции противников определены и гнев выходит наружу, убежденность членов групп в собственной правоте, равно как в моральной несостоятельности противника, растет по экспоненте. И чем более эмоционально насыщенной оказывается тема спора — например, туда ли ведет Россию «ЕдРо», — тем труднее каждой стороне увидеть хоть крупицу ценного в точке зрения противника.

«Мы все считаем, что мы правы, — говорит психолог Университета штата Вирджиния Джонатан Хайдт. — Наши праведные умы в процессе эволюции специально были настроены так, чтобы мужики объединялись в группы, противопоставляли себя другим группам и даже закрывали глаза на детали, если они противоречат интересам группы».

СИЛА В ЦИФРАХ

Чтобы понять, почему мы реже ведем себя как Homo sapiens (человек разумный) и чаще как Homo iratus (человек разгневанный), следует пристальнее посмотреть на эволюцию и тот багаж, который она оставила нам.

Эволюционные биологи считают, что естественный отбор дал нам всем набор генов и гормональных систем, которые помогают крутиться в этой жизни. Крайне социальная и взаимозависимая природа нашего пола позволяет нам совершать коллективные действия, которые не под силу одиночкам, от охоты на мамонта до ведения войн. В течение всей истории, вплоть до изобретения ядерной бомбы, твои шансы одержать победу в основном зависели от количества мужчин в твоей группе и того, насколько хорошо вы прикрываете друг другу спины. Именно из-за этого мужчины и сегодня охотно вступают в коалиции. Нам нравятся большие группы, и когда мы находимся среди единомышленников, наши гормональные системы выдают положительные реакции — каких не бывает в женских сообществах.

Воинственные команды по боулингу. Фанатские группировки. Националисты. Политические партии. Массовые драки после дорожного инцидента. Да, это все про нас — везде мужчины находятся на острие атаки.

Но тут есть один нюанс. Каждый хочет стать членом группы, которая победит, стать «одним из нас». Но многие также хотели бы возглавить эту группу, стать «первым среди равных» — например, чтобы получить положенные привилегии. О каких привилегиях идет речь?

«Например, чем выше статус самца, тем больше его успех в репродуктивной деятельности, — поясняет Роуз Макдермот. — Или, говоря на сегодняшнем языке, тем больше ему «дают». Да, все мы умрем, но гены потенциально бессмертны. Главное — сможешь ли ты передать больше своих генов следующему поколению, чем вон тот неудачник. Ты можешь не знать этого, но твои гены знают».

ЖЕНЩИНА В НАГРАДУ

И тут мы вновь должны вспомнить о гневе и поминутной готовности покарать тех, кто не с нами, — ведь эти эмоциональные приемы помогают нам не только победить противников из чужой группы, но и продвинуться внутри группы своей.

Во время моих баталий с Малколмом мне казалось, что женщины в нашей компании считают нас обоих придурками. Но почему же тогда они не уходили, даже когда скандал достигал наивысшего градуса? Любопытство? Наслаждение от спектакля?

Вовсе нет. Долгие годы социальные психологи пытались определить качества, которые мужчины и женщины выискивают в идеальных партнерах. И довольно долго считалось, что оба пола ставят два качества — доброту и надежность — выше всех других. Но исследователи Университета штата Калифорния решили перевести вопрос в другую плоскость. Доброту и надежность к кому?

Ответ женщин был однозначен: они хотят, чтобы партнер был добр к ним, их подругам и членам семьи. Доброта к людям вне круга общения — это уже благотворительность, иногда опасная. Мужчины должны доминировать над другими и не спускать обид, говорили участницы опроса. (Отметим, что речь тут об уже обретенном постоянном партнере — на этапе ухаживаний ты должен быть добр со всеми, чтобы просто продемонстрировать женщине, что умеешь быть мягким.)

Как именно лучше показывать такое грубое доминирование? У многих млекопитающих самцы в период гона демонстрируют превосходство в ритуальных битвах. Я не буду врать: частенько во время моих споров с Малколмом, когда наш гнев доводил нас чуть не до рычания, я чувствовал себя оленем, который готов воткнуть рога в бок конкурирующему самцу. Каждый раз наши слова играли второстепенную роль в сравнении с тем, как именно мы их произносили; смысл терялся за громогласностью и праведным гневом.

Я ВАМ ВСЕМ ПОКАЖУ

Итак, ты принял грозный вид, ты нападаешь, обвиняешь... «Нет никаких сомнений, — говорит нейропсихолог Майкл Потегал, автор «Международного справочника по гневу», — что и ты в такой момент, и наблюдающие за тобой уверены: власть и контроль — за тобой». Скандалишь — значит, имеешь какое-то право на это. Возможно даже, что сейчас ты испытываешь определенного рода наслаждение: ведь гнев наполняет энергией, мотивирует к действию, а у некоторых из нас, по мнению ученых, «вызывает ощущения, схожие с приемом наркотика».

Но что делать, если шумных парней в твоей группе хватает? Как выделиться среди них? «Стань борцом с несправедливостью как таковой», — дает простой совет Дэниел Фесслер из Университета штата Калифорния. Стань моралистом. Моральное возмущение — уникальная форма гнева, присущая только людям. В отличие от обычного гнева, который вызывают попытки навредить нам лично, моральное возмущение направлено на тех, кто делает хуже весь этот мир. «Это не злость на человека, который помял тебе крыло на парковке, — поясняет Фесслер. — Моральное возмущение ты чувствуешь, когда вполне себе здоровый придурок паркуется на месте для инвалидов».

«Гнев № 2» крайне эффективно способствует достижению двух ключевых целей. Во-первых, доносит до нарушителей норм внутри твоей группы, от иждивенцев до преступников, что их эгоистическое поведение недопустимо. Во-вторых, поднимает авторитет возмущенного, открыто заявляющего о намерении выступить против плохих парней, принося личное в жертву общественному. Кстати, теперь ты понял, что такое «политика»?

ГДЕ ЖИВУТ УБЕЖДЕНИЯ?

Осталось понять, что же такое гнев. Есть ли это мучения израненной бессмертной души? В общем да — если считать, что душа живет в черепной коробке. Не так давно в Гарварде изучили процессы в мозгах добровольцев, размышлявших над серией простых утверждений. Каждое утверждение было либо истинным, либо ложным, либо неопределенным. Часть утверждений имела эмоциональную нагрузку, например, «Радоваться беде другого плохо» или «У детей не должно быть никаких прав до совершеннолетия».

Снимки показали, что вне зависимости от эмоциональной составляющей, когда мы видим ложь, реагируют две области мозга. Одна называется «передняя поясная кора» и играет главную роль в обработке сигналов физической боли, вторая — «передняя островковая доля», отвечающая за обработку вкусовых и обонятельных ощущений.

«Ложные, с нашей точки зрения, ценности вызывают как бы внутреннюю боль и отвращение, — поясняет руководитель исследования Самир Шет Шет. — Если человек с сильными политическими или религиозными убеждениями слышит что-то противоречащее его вере, его мозг реагирует так же, как если бы он откусил кусок навоза, начиненный иголками».

И вот что любопытно. Те, кого принято называть консерваторами, переживают эту боль гораздо сильнее «либералов». И гораздо более склонны винить в этой боли других. Например, либерал может быть несколько смущен, если при нем начнут целоваться два мужика. Но он постарается скрыть это смущение, а в душе будет укорять себя — за косность и неумение искренне уважать чужой образ жизни. А консерватор при виде такой сцены просто почувствует отвращение, достаточное, чтобы немедленно ринуться в бой и покарать извращенцев.

Все дело в генах, вини только их. В октябре 2010 года группа ученых из Университета штата Калифорния и того же Гарвардского университета опубликовала результаты исследования: один из вариантов гена DRD4 (который журналисты тут же назвали геном либеральности) провоцирует у его носителя тягу к новым ощущениям. «Либералы, обладатели этой формы гена DRD4, открыты новому, разнообразию, идеям, путешествиям, — поясняет психолог Университета штата Вирджиния Джонатан Хайдт. — А консерваторам, носителям другой формы гена, нравится все привычное, безопасное и надежное. Причем вторых больше, чем первых».

Правда, эти биологические различия и процессы не определяют наши убеждения на 100%. Важно и то, как воспитывали человека в семье, какая атмосфера царит в обществе и т. д. Но биология оказывает значительное влияние на то, как мы эти убеждения демонстрируем.

КТО ПРАВ?

Подведем итоги. Мы сбиваемся в группы, чтобы успешнее конкурировать с другими мужчинами. Главный инструмент и в борьбе с конкурентами, и во внутригрупповой карьере — гнев и желание всех заставить думать, как ты. Интенсивность и направленность этого гнева определяется нашими генетическими особенностями. Остался всего лишь один вопрос — а кто на самом деле прав, если очистить сознание от всех этих эволюционных наслоений?

История начиналась с небольших банд волосатых кроманьонцев, но теперь-то Землю населяют целые народы, каждый из которых тоже разбит на бесчисленное количество групп. Кого правильнее ненавидеть? С нелегальными мигрантами и уголовниками все более-менее понятно, но как оценивать тех, кто действует в рамках УК? Либералы или консерваторы? Хищники с Рублевки или тунеядцы, не желающие работать? Сторонники сильной руки или демократы из лихих 90-х? Те, кто восхищается новым Парком Горького в Москве, или кто считает, что до реконструкции было лучше? Кто прав?

«Никто, — отвечает психолог Джонатан Хайдт. — И одновременно все. Успешные культуры используют весь набор инструментов морали, все точки зрения. Либерал и консерватор — каждый делает свой вклад в общую копилку: первые двигают историю вперед, вторые оберегают страну от излишнего хаоса».

НИ СЛОВА О...

Так что я пригласил Малколма на ланч и извинился. Я рассказал ему, не скупясь на слова: теперь я понимаю, что мои попытки обратить его в свою веру вдарили по его островковой доле со всей деликатностью куска протухшего мяса. Я также сказал ему, что наши разногласия имеют биологические причины, они — всего лишь атавизм, следствие эволюции.

Малколм был великодушен. До определенного момента. Он признал, что у нас было гораздо больше причин для дружбы, но мы сосредоточились на расхождениях. Но затем — хотя, может, дело в моем воображении — он призвал на помощь своего внутреннего прокурора, который начал изменять и корректировать мои извинения до неузнаваемости. Да, я признался в том, что проявил нетерпимость к его убеждениям. Да, он был совершенно прав, отстаивая их. Но нет! Я не мог признать, что, следовательно, мои убеждения были неправильными!

Я чувствовал себя как завязавший алкоголик, перед которым поставили бутылку водки. Из последних душевных сил я держался за разумную часть себя, преодолевая невероятный позыв вернуться к старому — в данном случае вновь воткнуть свои рога ему в бок. Это было особенно трудно, когда к нам подходила официантка поинтересоваться, не нужно ли чего.

В конце концов, я просто сделал неопределенный жест, который, как надеялся, будет воспринят как дружелюбный, и перевел разговор на плавание. Малколм, при всех наших разногласиях, отменно плавает на спине. В прошлом мы с ним участвовали в куче соревнований и ставили рекорды в нашей любительской лиге, которые не побиты по сей день. После ухода он записался в другой клуб, где команда была послабее, и фактически сошел с дистанции: ситуация в целом была невыгодна нам обоим. Когда мы начали вспоминать былые победы, последние остатки вражды испарились. К концу ланча он намекнул на возможность возвращения в нашу команду.

А я решил, что просто больше никогда не буду обсуждать с ним политику.

Текст: Джим Торнтон
Иллюстрации: Софья Мироедова