(Малевич, "Черный квадрат")

Картина «Черный квадрат была написана Малевичем  осенью 1915 года. Как утверждал сам Малевич,  он писал её несколько месяцев.

Много это, или мало? Если воспринимать квадрат, как простую геометрическую фигуру, то несколько месяцев работы над ней будет, пожалуй, и многовато. «Разве, что он выписывал квадрат на глазок, без линейки» − как, хмыкнув, произнесла однажды моя дочь.

Однако, смех смехом, но сам Малевич относился к «Черному Квадрату» очень серьезно, утверждая,  что «Квадрат» занимает центральное место в его творчестве.

 «Я долгое время не мог ни есть, ни спать, — говорил Малевич, — и сам не понимал, что такое сделал».

Где уж, тогда нам, простым смертным, с налету постигнуть суть замысла художника!

Толчком для написания картины послужили рисунки, выполненные для второго издания либретто «Победа над солнцем».

 В мае 1915, просматривая иллюстрации, Малевич, как он потом опишет, вдруг  «наткнулся» на свое самое большое открытие − занавес первого действия в постановке Победа над солнцем» должен быть с изображением черного квадрата. Уж не знаю, какая мысль сквозила в этой постановке и какая идея там присутствовала, но Малевич увидел, то, что увидел и даже записал:

«Творческая воля до сих пор втискивалась в реальные формы жизни и вела борьбу за свой выход из вещи. У более сильных она дошла «до исчезающего момента, но не выходила за рамки нуля.

Но я преобразился в нуль форм и вышел за 0 — 1». Иначе говоря, вышел в иную реальность, где есть свой эталон, своя единица — «Черный квадрат».

Свою «единицу измерения» новой (иной) реальности Малевич назвал «суперматизмом», от польского слова супермация − преодоление, преобладание.

Малевич работал над своим новым замыслом все лето и осень в полной секретности и за это время его прозрения насчет черного квадрата набирали оборотов.

 Существует версия, что свою роль в написании картины сыграла и кончина единственного сына Малевича − Анатолия, который умер  от тифа в октябре 1915 года.

            Считаю, смерть сына таки повлияла на сознание художника, потому что изначально Малевич писал его разными красками, о чем говорит первичный слой картины, который был многоцветным. Покрыв все это черной краской, Малевич придал квадрату более зловещий смысл.

            …«Я долгое время не мог ни есть, ни спать я сам не понимал, что такое сделал»…

            Если вы подумали, что мы уже разобрались с тайнами Черного Квадрата, то вы ошиблись. Это еще только присказка.

            Итак, картина написана и выставлена на «Последней футуристической выставке «0,10»» (декабрь 1915 — январь 1916 гг.) вместе с другими, 39 работами суперматического плана, которые были названы  «красочными массами в четвертом измерении».

 «Черный квадрат» отмечен художником особо и висит в красном углу выставки, там, где принято вешать иконы и где об него и споткнулись, или «наткнулись» критики-искусствоведы. Увидев картину, критики вначале оторопели, а потом взорвались эмоциями, при этом поделившись на два лагеря.

В картине они разобрались гораздо бойчее автора, сразу постигнув суть созданного художественного полотна, но сделали при этом, как и водится в нашем мире, диаметрально противоположные выводы.

Правая сторона восприняла картину, как вызов православию и антихристианский жест.

Один из них, крупнейший, как утверждают, художественный критик, основатель объединения «Мир Искусства», Александр Бенуа писал:

«Несомненно, это и есть та икона, которую господа футуристы ставят взамен мадонны».  

И далее: «Черный квадрат в белом окладе — это не простая шутка, не простой вызов, не случайный маленький эпизодик, случившийся в доме на Марсовом поле, а один из актов самоутверждения того начала, которое имеет своим именем мерзость запустения и которое кичится тем, что оно через гордыню, через заносчивость, через попрание всего любовного и нежного приведет всех к гибели».

Левая же сторона критиков, то ли в пику первым, то ли по собственному наитию, приняла появление «Черного квадрата» на «ура»

М.О. Гершензон, автор "Судеб еврейского народа", относился к последним.

 Андрей Белый в своих мемуарах пишет о нем: "… однажды М.О., поставив меня перед двумя квадратами супрематиста Малевича (черным и красным) заклокотал, заплевал; и − серьезнейше выпалил голосом лекционным, суровым:

− История живописи и все эти Врубели перед такими квадратами − нуль!

Он стоял перед квадратами, точно молясь им; и я стоял: ну да, - два квадрата; он мне объяснял тогда: глядя на эти квадраты (черный и красный), переживает он падение старого мира:

"Вы помотрите-ка: рушится все".

Сам же Малевич меняет объснение по поводу своего четырехугольника, как цыган коней.

В одной работе  «От кубизма к супрематизму» он отказывается от символики «Черного квадрата», в другой опять переходит на символизм, называя квадрат  воплощением жизни и противопоставляя мертвечине прежней живописи — «мертвописи».

Вот еще одно описание Малевича: «вот стул — его в природе нет, его изобрел человек. Геометризм нового направления также связан с противоборством, а не подражанием природным формам».

С кем или чем борется Малевич? С природой? Со сложившимся, казалось бы, навсегда порядком вещей? Со смертью, что так внезапно унесла с собой сына?

«Когда он работал, он "пел" один и тот же мотив “Тумба-тумба, тумба-тумба...”− состоявший из 4-х нот: “до-до – ре-ре – ля-ля – до-до”». ( из воспоминаний   Евгении Рафалович)

Что же за образы навевала ему эта «Тумба – тумба»?  И понимал ли он их до конца сам?

«Когда я говорил Малевичу, что его черный квадрат есть буддийская религиозная эмблема, он широко открывал глаза. А эмблема эта существует тысячи лет», (из воспоминаний П. Мансурова).

Своим студентам Малевич говорил, что хотел показать этой картиной   «бесконечность и вечность», что если долго и сосредоточенно смотреть прямо в середину квадрата, «…, не отвлекаясь ни на что, как в "камере обскура", то, в конце концов, начнешь это чувствовать».

( 1917год, Малевич "Белый квадрат")

А теперь, немного об иудаизме.

"М.О. Гершензон": "поклонник законченной пушкинской ясности эту картину повесил перед собой в кабинете"

Андрей Белый.

Что же увидел М.О. Гершензон?

В романе В. Крестовского "Петербургские тайны" при описании кабинета ученого еврея находим такие строки:

  «… более всего бросалось в глаза при выходе из кабинета, это сплошной черный прямоугольник, выведенный на стене над самой дверью, и в нем две белые буквы служащие инициалами слов "Захер Лахурбан", что значит 'в память падения храма и царства'» 

Следует сказать, что в память о разрушенном Иерусалимском Храме в еврейских домах существовала традиция оставлять часть некрашеной стены в виде квадрата, или прямоугольника.

Значит, Черный квадрат символизирует разрушенный Храм? Или он связан с тфилином?  (значение тфилин можно посмотреть здесь )

Я же, дам короткую справку:

ТФИЛИН - коробочки в форме куба из кожи с вложенными в них полосками пергамента, на которых написаны четыре отрывка из Торы с упоминанием этой заповеди; одна из них надевается во время молитвы на руку, другая - на голову.

Леонид Кацис в работе Идеология витебского Уновиса, Иерусалимский Храм и Талмуд возводит «Чёрный квадрат» к тфилину:

«Зададим себе вопрос: "Что могло значить выражение «черный квадрат на черном фоне», «черный квадрат на белом фоне» и т. п. для молодых витебских художников-евреев, проживших всю свою жизнь в еврейской провинции? Как должны были они воспринимать этот предмет (и предмет ли это?), если сами они писали: «Носите черный квадрат…»? Никак не менее 5 раз в неделю видели они, если не использовали сами, именно предмет, который представляет собой «черный куб на черном квадратном фоне». Это тфилин — ритуальный предмет, надеваемый иудеями при молитве. Понятно, что черный куб на черном фоне и даст нам искомый «черный квадрат на черном фоне».

Историк витебского авангарда И. Духан, тоже видел в картине тифлин:

"Трансформация "квадрата" в "объем", а именно - в "куб", имеет своим прообразом еврейский молитвенный тфилин, расположение которого указывает на апокалипсис и начало новой эры».

Заблуждались в своих суждениях, или нет выше-процитированные, сказать трудно, ибо каждый в нем видел свое. Но то, что Малевич  в черном квадрате творил собственную веру − очевидно.  Он стремился вывести новую религию, ибо те, что существовали, мало удовлетворяли его.

Из письма Малевича  к  М.О. Гершензону:

          « …Вернусь к церкви, <остановясь на том,> что все пути как духовные совершенства истощаются; происходит впечатление или действительность движения инерции толчка некогда сильного удара; над духовностью повисло что-то другое, дух как сила определилась сложением целостного мироздания духовного материализма, в нем как бы завершается совершенство дышащего мира. Наступает момент, что мир этот кончается, формы его дряхлы, изношены. Наступает новый <мир>, его организмы без-душны и без-разумны, без-вольны, но могущественны и сильны. Они чужды Богу и церкви и всем религиям, они живут и дышат, но грудь их не раздвигается и сердце не бьется, и переселившийся мозг в их тело движет их и себя новой силой; пока этой силой, заменившей дух, я считаю динамизм (хотя под этим словом, может быть, полагают что-либо другое). Мозг уже прячется в другую скорлупу, и череп его уже держат какие<-то> цепкие стальные щипцы, разливая влагу его в миллионы новых совершенств мира».

            Пытаясь найти общее и объединить три религии католицизм, православие, иудаизм, он создал три квадрата: черный, белый и красный.

            Но в эскизе к своему гробу почему-то использовал зеленый цвет, вместо белого. Не потому ли, что зеленый − жизнь, а белый − смерть?

(1915год, Малевич, "Красный квадрат")

            Итак, Малевича кремировали в гробу, сделанного по эскизу самого художника  −

в виде прямоугольного мавзолея, раскрашенного в три цвета: зеленый (основание), розовый (середина) и черный (верх).

«Под дубом вырыли неглубокую квадратную яму (80x80x80 м), внутри оцементировали, опустили туда урну. Урна была сделана из гипса в виде цилиндра, 0,15 см. Яму засыпали, сверху установили цементный куб (80x80x80), сбоку на нем черный квадрат.

На сук дуба над могилой прикрепили белую ленту с черной надписью: “Здесь похоронен знаменитый художник К.С.Малевич”, и все.

На захоронение урны приехало немного народу. По-моему, всего на 2-х легковых машинах.

 И стали к этому дубу ходить на прогулку люди, он стал любимым местом. Стоял этот дуб среди поля, не очень далеко от школы, в проеме (если смотреть с юга) между силосной башней и Ромашковской церковью. Говорят, что 40-х годах в дуб попала молния, и его снесло. Потом поле засеяли, а куб мешал работе тракторов. И тогда и его тоже снесли. От могилы К.С.М. ничего не осталось (я этого не помню, т.к. в то время была на фронте).

  Много лет спустя, примерно в конце 70-х годов, сделали символическую могилу К.С.М. на старом Ромашковском кладбище, что возле церкви. Его “захоронили” в могилу его второй жены - Софьи Михайловны Малевич-Рафалович, приписав на мраморную доску. Эта могила в общей семейной ограде Рафаловичей».

( из воспоминаний   Евгении Рафалович)

            На этом я поставлю точку, потому что говорить о «Черном квадрате» можно долго, а время уже позднее.

Разве, что напоследок упомяну О. Мандельштама и его стих «Эта ночь непоправима», который в каком-то плане перекликается с квадратом Малевича.

Стих можно прочесть здесь  http://www.liveinternet.ru/users/galadriel999/post97282448/