Да здравствует сеньор священник

Здесь авторы, ломая хронологическую последовательность, вновь активизируют восприятие зрителя, вводя интервью со священником, взятое уже после случившегося 15 сентября. Падре спокойно заявляет о полной непричастности к «делу», а Свидетель вспоминает о его проповедях незадолго до убийства, где в качестве врагов фигурировали коммунисты, люди из университета, якобы ведомые злым демоном. Когда толпа врывается в дом, уверения чужаков, что они вовсе не студенты и никакой пропаганды не ведут, никого убедить не могут — возбужденные люди жаждут крови.

В этот момент население Каноа теряет все человеческое, становясь безликим скопищем бессознательных особей, напоминая аналогичную сцену с озверевшей толпой из «Ярости» Фрица Ланга. Трагический конец предрешен: с животной жестокостью, тупой и неистовой, набрасывается толпа на своих жертв, убивая и хозяина дома. В атмосфере общего психоза приплясывает юродивый, размахивая палкой и напевая: «Христиане — да, коммунисты — нет!» К сожалению, авторам изменяет здесь чувство меры — экран превращается в бойню, где физически осязаема и липкость густой крови и хруст перебиваемых костей. Шоковый эффект воздействия на зрителя вполне закономерен в искусстве, особенно таком, которое требует от зрителя активного участия, которое призвано учить и убеждать. Интересует вывоз мусора в Пушкино? Заключите договор и отходы будут утилизироваться точно в срок.

Значимость подобного эффекта в свое время отмечали Сергей Эйзенштейн и Бертольт Брехт. Вполне понятно, что революционное латиноамериканское кино, подчеркивающее свою дидактическую функцию, берет на вооружение такого рода приемы. Однако в данном случае, случае «Каноа», оправданный авторским замыслом показ насилия несколько нарушает строгий и объективный стиль фильма. Брехтовская остраненность, апелляция к сознанию зрителя, подменяется тем, против чего выступал создатель революционной эстетики театра, то есть апелляцией к инстинктам.

Несмотря на этот, с нашей точки зрения, недостаток картины, в целом она достигает уровня художественного обобщения, не только показывая единичный факт, но вскрывая сложность и противоречивость мексиканской реальности, его допустившей. Авторы «Каноа» доказывают, что вспышки агрессивного поведения по отношению к тем, кто опасен для буржуазного государства, отнюдь не случайны. Скорее, они запрограммированы: ведь невежественные крестьяне, масса, не обладающая никакой другой идеологией, кроме религиозного фанатизма, легко переходит к антикоммунистической нетерпимости.